Вступительная речь академика Роальда Сагдеева на конференции Люксембургского форума в Женеве

Сам факт того, что мы начали это заседание форума почти одновременно с «исторической встречей в Сингапуре» (как её называют СМИ), очень символичен. Но я должен заявить, что выбор даты для нашей конференции в Женеве был сделан, когда на встречу в Сингапуре не было даже никакого намёка, и задолго до обмена "любовными письмами" между Кимом и Трампом.

Второй вопрос, связанный с этой встречей, который я хотел бы прокомментировать, это использование понятия стратегической стабильности. Оно почти исчезло из лексикона нынешних лидеров ядерных держав и игроков на этой арене. Вы можете обратиться к последним выступлениям некоторых из этих лидеров: они будут говорить о ядерном балансе или ядерном паритете, стараясь не употреблять понятие стратегической стабильности. Однако между этими двумя понятиями есть тонкое, но очень важное различие. Я помню, как весной 1986 года разговаривал с тогдашним Генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым. Безусловно, я был впечатлён, насколько хорошо он подготовился по вопросам ядерного сдерживания и т.д. Горбачёв сделал очень краткое замечание, по которому было понятно, что он понимает разницу между ядерным паритетом и стратегической стабильностью. Он сформулировал это так: «Для поддержания стратегической стабильности обе стороны не обязательно должны быть вооружены до зубов». Это было поразительно! Он сказал это ещё в 1986 году, когда постъядерные сверхдержавы только начинали очень серьёзный диалог, после чего последовали четыре важные встречи между Горбачёвым и Рейганом.

Говоря о важности этих встреч, интересно отметить, что четвёртый саммит в Москве проходил почти в те же дни, что и наша встреча, только 30 лет назад, в последние дни мая 1988 года. И он войдёт в историю, может быть, не столько благодаря результатам переговоров, сколько благодаря общему духу того, что было достигнуто на трёх предыдущих встречах. И этот дух нашёл отражение в примечательном замечании, сделанном Президентом Рейганом, когда он ступил на брусчатку Красной площади. Он объявил, что холодная война между Соединёнными Штатами и Советским Союзом закончилась. Интересно, что репортёры нескольких СМИ в тот же день спросили его, в чём же разница между его заявлением о завершении холодной войны и его знаменитой фразой об империи зла. Так вот, он сказал: «Я говорил о другом времени, о другой эпохе». Эти два конкретных заявления Президента Рейгана разделяли всего три года.

Итак, сейчас от того знаменитого саммита в Москве нас отделяет тридцать лет, и, похоже, мы, к сожалению, опять живём в другую эпоху и в другое время, поскольку холодная война буквально вернулась в нашу жизнь.

Как же это случилось? Как мы отошли от достижений прошлого, от последовательного снижения уровня ядерных вооружений, и пришли к тому, что имеем сейчас? Причиной была длинная цепочка действий и событий с обеих сторон, в основе которой лежало исходное недоверие, которое многократно возрастало и усиливалось.

Недоверие порождает различное восприятие, когда вы пытаетесь посмотреть на действия и заявления другой стороны, а в военные планы по наращиванию вооружения в итоге войдут не действия, документы и декларации, а именно эти представления, и сейчас они играют очень важную роль. Это видно по последним событиям и выступлениям Президента Путина, начиная с его знаменитой речи, которую он произнёс всего десять лет назад, в 2007 году, в Мюнхене, перечислив в ней главные претензии России на тот момент.

Я бы хотел вернуться к истокам такого рода недоверия и, возможно, иногда ложных представлений. В начале 1980-х годов велось масштабное и активное обсуждение Договора об ограничении систем противоракетной обороны, толчком к которому послужила идея стратегической оборонной инициативы. Несмотря на все заявления, на все слова, которые мы слышали от наших американских оппонентов, что эти меры будут сугубо оборонительными, что в целях обороны что-то даже будет доставлено на космические платформы, в кругах советского военного руководства, во всяком случае, всё это было воспринято с глубоким недоверием. Я помню (и, думаю, некоторые из вас, во всяком случае, ветераны холодной войны тоже помнят) заявления и комментарии некоторых советских военачальников. Помните генерала Червова? Я думаю многие из вас помнят. Они говорили, что, возможно, под предлогом вывода оборонительной военной техники на орбиту американцы планируют доставить туда наступательное вооружение.

Это было не просто мнение или заявление. Эта идея была почти воплощена в конкретных военных и военно-промышленных планах. Помню, как уже в 1984 году мне позвонил выдающийся советский специалист по ракетной технике, профессор Глушко. Он сказал: «Я отправляю Вам подготовленный проект документов для очень важных планов по созданию нового типа технологий. Мне нужно, чтобы Вы их подписали». Я ответил: «Я ничего об этом не слышал!» Он сказал: «Но ваши сотрудники участвовали в этом процессе». По сути, что было в этих документах? Это был интересный план разработать новый тип управляемых космических летательных аппаратов, которые могли бы подходить к точкам потенциальных американских выходов в космическое пространство на очень короткую дистанцию (скажем, десять метров), чтобы выяснить, может ли эта космическая платформа потенциально нести боевую часть с термоядерным зарядом или нет. Он был основан на очень простой (я бы даже сказал довольно наивной) технологии, исходящей из того факта, что, если у вас есть боевая часть с термоядерным зарядом, у вас обязательно есть дейтерид лития. Неизбежно будет происходить остаточное испарение лёгких частиц дейтерия из состава, которые в итоге попадут в ближайшее пространство, и, просто измерив содержание дейтерия, можно сделать заключение о наличии термоядерной боеголовки на борту таких платформ. Представляете, как далеко зашли недоверие и подозрения в то время?

Я просмотрел этот проект документов. Там уже стояли подписи всех главных действующих лиц той эпохи! Перед тем, как документ будет направлен в Кремль, правительству. Там была подпись Юлия Харитона (мне не надо объяснять, кем был этот человек); там была подпись Александрова, который в то время был не только Президентом академии наук СССР, но и директором Института атомной энергии имени И. В. Курчатова. Так что, там не хватало только очень простой и скромной подписи директора Института космических исследований.

Я потратил около полутора часов вечером, пытаясь понять все технологические шаги вплоть до использования масс-спектрометров для измерения содержания дейтерия, и что поразительно, я тут же обнаружил, что в расчётах была ошибка на шесть порядков! Они переоценили чувствительность имевшихся тогда в нашем распоряжении масс-спектрометров. Так что, я был очень рад, что именно тот проект в итоге был отклонён, благодаря этому простому заключению.

В итоге мы вернулись назад. Это был 1984 год. В следующем, 1985 году, прошёл первый саммит в Женеве, который не привёл сразу к заключению какого-либо соглашения, но это был, наконец, первый серьёзный диалог. Я был очень горд, что мне посчастливилось принять участие почти во всех встречах Рейгана и Горбачёва.

Итак, говоря о проблеме Договора об ограничении систем противоракетной обороны, очень важно помнить, что идея Договора, опасности конкуренции между оборонительным и наступательным вооружением, родилась на американской земле. И на знаменитой встрече на высшем уровне в Гласборо (США) между Президентом Джонсоном и председателем Совета министров СССР Алексеем Косыгиным русские были застигнуты врасплох. Джонсон был первым, кто сказал г-ну Косыгину, что оборонительные мероприятия могут привести к очень плачевным последствиям, так что, почему бы нам не договориться об ограничении ракетной обороны. Первая реакция Косыгина, который был совсем не готов к такому повороту событий, была следующая: «Оборона моральна, а наступление аморально!». Прошло некоторое время, прежде чем российская сторона смогла понять идеи, лежащие в основе концепции Договора об ограничении систем противоракетной обороны, предложенного в то время. Очень значим тот факт, что российские учёные сыграли ключевую роль в переговорах и детальном обсуждении этой концепции с американскими учёными. Таким образом, он явился продолжением очень раннего вмешательства ведущих исследователей мира в вопросы контроля над вооружениями и ликвидации ядерного оружия, особенно сформулированных в ходе серии конференций Пагуошского движения учёных. Лучшие исследователи того периода участвовали в этих важнейших конференциях. За ними последовала серия двусторонних встреч учёных из США и СССР. Некоторые из их участников были вовлечены в разработку военных программ, некоторые не имели отношения к военной сфере, но пытались глубоко вникнуть в проблему. И я хотел бы поблагодарить руководство Люксембургского форума за идею вернуться к чертёжной доске науки, за понимание того, что наука может играть определённую роль в обсуждении этих вопросов и нести в эту область новые идеи…

Замечание. И чувство юмора!

Сагдеев.Да, именно. Соглашусь: и чувство юмора.

Наконец, всё это привело к подписанию Договора об ограничении систем противоракетной обороны, и я полностью согласен с Уильямом Перри, который упомянул о так называемом «эффекте Никсона». Безусловно, этот эффект сыграл очень важную роль не только в инициативе Никсона по Китаю, но и при подписании соглашений между Никсоном и Брежневым. Республиканский Конгресс уверенно поддержал эти конкретные договоры.

Итак, на несколько лет Договор об ограничении систем противоракетной обороны стал краеугольным камнем стратегической стабильности как ориентир в процессе сдерживания в то время. Даже короткая дискуссия, инициированная американской стороной, по вопросам Стратегической оборонной инициативы, «Звёздных войн», о возможности замены узкого определения, содержащегося в Договоре об ограничении систем противоракетной обороны, на более широкое, которое предусматривало бы как минимум первые несколько этапов технологии «Звёздных войн». Снова повторю - и здесь учёные сыграли очень важную роль. Вы, возможно, помните все дискуссии по поводу ограничений предельных значений, определённых параметров технологий всех этих экзотических видов оружия и т.д.

К сожалению, в 2002 году США решили выйти из этого Договора, и вы, наверное, помните, как Президент Буш даже сказал, пытаясь успокоить российскую сторону: «Друзьям не нужны договоры!». Однако остался без ответа вопрос, зачем тогда друзьям (если они друзья) нужны организации, созданные в соответствии с этим Договором? Это был ещё один важный аргумент, который в итоге сыграл большую роль в возобновлении гонки вооружений между Россией и США, которую мы сейчас наблюдаем.

Какие же уроки мы извлекли с тех пор? Диалоги. Различные виды диалогов. Не просто обмен монологами, а настоящий серьёзный диалог, участники которого думают сообща, в который вовлечены эксперты из научного сообщества, из военного сообщества, такие, как Владимир, Алексей Арбатов, Боб Легволд с американской стороны. Вот, что нам было нужно, и именно этим занимается Люксембургский форум. Существует множество других идей с хорошим потенциалом, но даже этого может быть недостаточно. Если лидеры государств в итоге решат, что мало просто собрать учёные умы, у меня есть ещё одно предложение: давайте думать, заглядывая в будущее. В эпоху огромных, величайших надежд на искусственный интеллект. Быть может, именно он нам поможет возвести мосты между двумя сторонами? Благодарю вас за внимание.