Вступительное обращение Уильяма Перри на открытии конференции Люксембургского форума В Женеве
РЕЧЬ
Сегодня внимание всего мира сосредоточено на Сингапуре, где Ким Чен Ын и Дональд Трамп решают судьбу ядерного арсенала Северной Кореи, а их решение в свою очередь даст ответ на вопрос, быть или не быть военному конфликту с Северной Кореей.
С таким суровым выбором мы сталкивались и ранее, но на этот раз последствия потенциального военного конфликта разительно отличаются от возможных последствий такого конфликта в прошлом.
Сегодня любой военный конфликт с Северной Кореей может привести к ядерной катастрофе, в результате которой может погибнуть более десяти миллионов человек – десяти миллионов!
У Северной Кореи достаточно ядерных и термоядерных бомб, чтобы успеть разрушить Сеул и Южную Корею пока будет уничтожаться сама Северная Корея
Итог может быть намного более страшным, если конфликт распространится, например, на Китай.
В своем выступлении я попытаюсь ответить на два вопроса.
Как мы оказались в такой каше?
И вытащит ли нас из нее сингапурская встреча?
Первая кризисная ситуация, с которой я столкнулся после моего назначения министром обороны США в 1994 году, была связана с Северной Кореей.
Тогда Северная Корея заявила о своем намерении начать производство плутония путем переработки отработавшего в реакторе топлива, что позволило бы стране получить плутоний в объеме, достаточном для изготовления шести ядерных бомб.
Президент Билл Клинтон пришел к выводу, что позволить Северной Корее наладить производство плутония было бы слишком опасным решением, и поручил мне выступить с публичным заявлением о том, что мы не позволим Северной Корее реализовать этот план.
Северная Корея ответила на заявление, назвав меня «маньяком войны».
Представлялось, что Северная Корея не намерена уступать, поэтому я подготовил план (который не был обнародован), нацеленный на уничтожение корейского ядерного объекта крылатыми ракетами, оснащенными обычными боеголовками.
Государственный департамент, в свою очередь, подготовил пакет санкционных мер (и он был обнародован), которые нанесли бы очень серьезный ущерб Северной Корее.
Северная Корея же угрожала утопить Сеул в «море пламени» в ответ на санкции, если таковые будут наложены.
Эта угроза могла быть напыщенным хвастовством, но мы знали, что она в реальности осуществима.
Северная Корея сосредоточила огромные силы артиллерии на границе и действительно могла утопить Сеул в море огня, что привело бы к второй корейской войне.
Я предложил, прежде чем налагать санкции, усилить наш военный контингент в Корее на 20 тыс. военнослужащих, что позволило бы остановить продвижение северокорейских войск к Сеулу, если руководство КНДР решило бы действительно реализовать свою угрозу.
Тем временем президент Клинтон направляет бывшего президента Джимми Картера в Пхеньян с поручением провести встречу с Ким Ир Сеном.
Во время заседания, посвященного вопросам национальной безопасности, на котором рассматривалось мое предложение об усилении американского военного контингента, президенту Клинтону позвонил президент Картер.
Картер сообщил, что Ким Ир Сен согласился на остановку производства плутония и поиск дипломатического решения.
Думаю, будет справедливо сказать, что вышеизложенное стало примером успеха того, что обычно называют «дипломатией принуждения».
.
Посол Галлуччи был назначен главой группы американских дипломатов, уполномоченных на ведение переговоров, и через несколько месяцев ему удалось успешно завершить переговоры по Согласованному механизму.
И тогда, и сейчас я считал и считаю достигнутое соглашение отличным, однако оно вызвало жесткое неприятие со стороны некоторых членов Конгресса США, которые яростно и неустанно боролись против него.
США, Япония и Южная Корея выполнили все условия «жестких соглашений», согласно которым для Северной Кореи должны были быть построены два реактора на легкой воде, а до ввода их в эксплуатацию страна должна была получать мазут в качестве топлива для своих электростанций.
Однако в результате активного противодействия членов Конгресса президент Клинтон посчитал, что с политической точки зрения будет чрезвычайно сложно выполнить требования «мягких» соглашений, предполагающих мероприятия, направленные на нормализацию отношений с Северной Кореей.
Северная Корея в полной мере выполнила требования «жестких» договоренностей, закрыв ядерный комплекс в Йонбене, но руководство страны хотело перестраховаться и поэтому на секретном объекте запустило программу НИОКР по выскообогащенному урану.
Таким образом, ни одна из сторон не реализовала в полной мере намерения, лежавшие в основе Согласованного механизма.
В сухом остатке – тот факт, что Согласованный механизм действительно удержал СК от производства десятков плутониевых ядерных бомб, которые могли бы бть изготовлены в Йонгбене к концу десятилетия, однако этот механизм не привел к нормализации и не остановил начало разработки Северной Кореей ядерной бомбы на основе урана
В 1999 году разразился новый кризис, вызванный испытанием Северной Кореей ракеты большой дальности.
Мы восприняли это испытание как доказательство того, что в стране, скорее всего, продолжаются разработки ядерной бомбы, поскольку МБР с военной точки зрения бессмысленна, если она не оснащена ядерной боеголовкой.
Вскоре мы выяснили, что продолжающаяся в ядерной сфере работа представляет собой программу НИОКР, связанную с обогащением урана
Таким образом, мы получили новый кризис с многочисленными основаниями для выхода из договора о Согласованном механизме.
К тому времени я вновь работал в Стэнфордском университете, но президент Клинтон попросил меня вернуться на несколько месяцев на государственную службу в качестве его специального представителя в Северной Корее.
Я согласился и начал работать совместно с такими же представителями из Японии и Южной Кореи.
За несколько месяцев совместной работы эта группа из трех специальных представителей подготовила доклад с предложениями о дальнейших шагах.
В докладе говорилось, что наступило время прекратить тешить себя иллюзиями в отношении СК.
Доклад призывал к применению дипломатии принуждения, то есть к сочетанию кнута и пряника
В нём содержался целый ряд стимулов, которые ранее не предлагались СК, в том числе – прекращение корейской войны и дипломатическое признание.
Эти два последних стимула мы рассматривали как ключевые шаги по пути нормализации, которая, на наш взгляд, была необходима для полной ликвидации угрозы войны с Северной Кореей.
Во второй половине 1999 г. я провел четыре дня в Пхеньяне, проводя переговоры, целью которых было заключение соглашения с Северной Кореей, по которому страна отказалась бы от продолжения своих программ в ядерной сфере и в сфере разработки ракет большой дальности.
Я уехал из Пхеньяна в уверенности, что руководство КНДР очень позитивно отнеслось к нашему предложению.
В течение последующих 12 месяцев мы наблюдали внушающие надежду события:
Встреча на высшем уровне Север-Юг;
Совместный проход сборных Северной и Южной Кореи на открытии Олимпийских игр 2000 года;
Затем, в октябре 2000 г., Ким Чен Ир отправил своего старшего военного советника в Вашингтон для завершения данных переговоров.
Он заехал в Стэнфорд по пути в Вашингтон, чтобы встретиться со мной и у нас с ним состоялся разговор в очень позитивном русле.
После этого, я поехал с ним в Вашингтон и снова дискуссия имела крайне положительный характер. К концу 2000 года, документ был готов для подписания главами государств.
Однако через месяц к власти пришло правительство во главе с Бушем и все виды диалога с Северной Кореей были прекращены, вместе с чем была потеряна возможность остановить северокорейскую ядерную программу.
Я считаю, что правительство Буша резко прекратило переговоры, поскольку они считали, что при достаточном экономическом давлении на Северную Корею, ее режим потерпит крах.
Тем не менее, я думаю, что это было связано с отсутствием осознания жесткости и безжалостности контроля северокорейского режима над своим народом.
В любом случае, они считали, что коллапса не произойдет.
В 2003 г., кризис начал проявляться с новой силой, когда Китай стал выступать за проведение шестисторонних переговоров, которые дали новую надежду на разрешение ситуации, однако эти надежды рухнули, когда Северная Корея впервые осуществила испытание ядерного оружия.
Таким образом, параллельно с проведением переговоров, Северная Корея занималась разработкой и испытанием как ядерного оружия, так и ракет большой дальности.
Сегодня они располагают среднего размера арсеналом ядерного оружия, включая термоядерные бомбы, а также крупным арсеналом баллистических ракет, включая межконтинентальные баллистические ракеты, которые успешно прошли испытания.
Более того, они продолжили производство и испытание.
Какие выводы мы можем сделать на основе предыдущих переговоров с Северной Кореей?
Я считаю, что первый и самый основной вывод должен заключаться в том, что Северная Корея, ценой огромного риска, продолжала развитие ядерной программы для выживания своего режима, т.е. обеспечения продолжения династии Ким.
Это стало очевидным для меня за те четыре дня, которые я провел в Пхеньяне в 1999 году.
Северная Корея считала, что США имели намерение и возможность свергнуть режим в их стране, и что северокорейский ядерный арсенал был единственным верным способом сдерживания США от выполнения такого плана.
Невозможно узнать все о режиме за четыре дня, но данный вывод был для меня совершенно очевидным.
Второй вывод заключается в том, что несмотря на пустые слова и угрозы, они стремились к «нормализации». В самом деле, я пришел к выводу о том, что мир и стабильность на полуострове невозможны пока не будет достигнуто нормализации.
Третий вывод заключался в том, что лидеры Северной Кореи не являются безумцами.
Они деспотичны, беспощадны, жестоки к собственному народу, но не безумны.
У них есть логика для собственных действий – остаться у власти – и они следовали этой логике со всей последовательностью и хитростью.
Я замечаю, что все другие сталинистские режимы в мире были свергнуты с момента окончания Холодной войны – кроме северокорейского.
Получается, что по их разумению, они поступают правильно.
Четвертый вывод: несмотря на то, что они дорожат экономическими благами и готовы договариваться по поводу их получения, они никогда не променяют выживание режима на экономическую выгоду, какой бы привлекательной она ни была.
Таким же образом, экономические санкции наносят ущерб Северной Корее, однако они не заставят правительство отказаться от своей ядерной программы.
Во время наших переговоров с Северной Кореей, основополагающим принципом для меня было следующее: «Мы должны иметь дело с Северной Кореей, руководствуясь реальной, а не желаемой ситуацией».
В то же время, изложенные выше четыре вывода помогают нам получить представление о том «как все есть на самом деле».
Любое соглашение призвано снимать опасения по безопасности и не может быть достигнуто только лишь посредством предоставления экономических льгот.
Любое соглашение должно давать возможность идти по пути к нормализации.
Помимо этого, любое соглашение должно подвергаться тщательному процессу проверки, который является неотьемлемым условием соглашения.
Все это будет очень сложно реализовать в стране, которую справедливо называют «Царством затворников».
Эти условия не являются абсолютными препятствиями, но они ставят под сомнение способность США быстро достичь своей заявленной цели по полной ликвидации потенциала для производства ядерного оружия, поскольку Северная Корея таким оружием уже располагает.
Такой арсенал дает возможность сдерживания любых военных наступательных действий со стороны США, такого вида нападения, которое, по мнению правительства Северной Кореи, будет иметь успех.
Будучи убежденными в этом, зачем им отказываться от ядерного арсенала, дающего возможность недопущения такого нападения?
Или, другими словами, что мы можем предложить им, что убедило бы их отказаться от ядерного арсенала и при этом остаться уверенными в сохранении своей власти?
Могут ли гарантии безопасности США выполнить такую задачу?
Я предлагал им такие гарантии в 1999 г., и они были очень заинтересованы.
Однако, в то же время, они не располагали ядерным арсеналом и не были уверены, что он когда-либо у них появится.
Таким образом, они не рассматривали возможность отказа от ядерного арсенала, а скорее отказа от права попытаться создать таковой.
Возможно, мы могли бы усилить гарантии безопасности, убедив стороны, участвующие в шестисторонних переговорах, Китай, Россию, Японию и Южную Корею, стать подписантами соглашения по безопасности.
Верификация является крайне важным условием в рамках любого соглашения по контролю над вооружением, в особенности, в ситуации с Северной Кореей, учитывая ранее зафиксированные нарушения условий соглашений.
Также, я не могу себе представить способ односторонней верификации соглашения, по которому Северная Корея отказалась бы от ядерного арсенала.
Мы не знаем, сколько единиц ядерного оружия в настоящее время имеется в наличии или производится в Северной Корее.
Нам неизвестно местонахождение всех северокорейских ядерных объектов.
Помимо этого, подсчет боеголовок является крайне затруднительной задачей.
В соглашениях по контролю над ядерными вооружениями между США и Советским Союзом и затем Россией указывалось количество ракетоносителей в рабочем состоянии, которое мы могли подтвердить и делалось предположение по поводу боеголовок, которые мы не имели возможности верифицировать напрямую.
До сих пор, США не знают, сколько ядерных боеголовок есть в России в резерве или хранилищах, поэтому в наших расчетах ошибка могла исчисляться тысячами.
Таким образом, трудно понять как мы могли бы в одностороннем порядке верифицировать договор, по которому Северная Корея соглашается полностью ликвидировать свой ядерный потенциал и не заниматься дальнейшим его производством.
Понадобится навязчивость в гораздо более значительной степени, чем мы думали ранее, а также на пути к нормализации понадобится определенный прогресс. Таким образом, полное разоружение займет некоторое время, а тем временем, мы могли бы улучшить нашу безопасность, достигнув немедленную договренность с Северной Кореей по поводу запрета на испытания ядерного оружия и запрета на любую передачу иным субъектам ядерных технологий и комплектующих.
Такое соглашение должно быть несложно для достижения и относительно несложно для последующей верификации.
В то же время, Северная Корея могла бы начать процесс денуклеаризации, в то время как мы начнем процесс предоставления гарантий безопасности.
Денуклеаризация, скорее всего, станет продолжительными сложным процессом, и ее успех связан с прогрессом в области нормализации, которая тоже займет значительное время.
В то время как нормализация отношений с США является крайне важным вопросом, параллельно должна происходить нормализация отношений между Северной и Южной Кореями.
В самом деле, продолжение переговоров между Севером и Югом в некотором смысле, возможно, более важно, чем диалог между Северной Кореей и США.
Я говорил о четырех вопросах, которые остались неизменными со времени предыдущих переговоров. Однако одним значительным различием является полноценный диалог между Северной и Южной Кореями, и это станет ключом к долгосрочному миру и стабильности.
Другим важным отличием является то, что президент США – республиканец.
Это означает, что если Трампу удастся получить мирное соглашение, он может добиться его утверждения Конгрессом в отличие от Клинтона, которому не удалось заручиться поддержкой Конгресса в отношении рамочного соглашения.
Поэтому я бы назвал это «эффектом Никсона». Если бы любой президент от демократической партии попытался бы достичь того, что удалось Никсону в Китае, его бы не поддержал Конгресс.
Таким образом, если Трампу удастся достичь соглашения, в его пользу сыграет «эффект Никсона».
Подытожим: я считаю, что мы могли бы заложить основы для процесса силами США и Южной Кореи, который в долгосрочной перспективе мог бы привести к нормализации ситуации и денуклеаризации Корейского полуострова.
На краткосрочной основе, большей безопасности можно было бы достичь, достигнув запрета на испытание ЯО и передачу иным субъектам ядерных технологий, а также начав делать конкретные шаги на пути к разоружению и нормализации.
Таким образом, конкретные результаты можно было бы получить на основе переговоров, которые, как мне кажется, не дадут возможности немедленной и полной денуклеаризации, как ожидают некоторые.
Я опасаюсь, что переговоры могут обернуться провалом, если мы начнем в них участвовать с необоснованно завышенными ожиданиями.
Тем не менее, я считаю, что мы можем на основе переговоров достичь договоренности, которая значительно укрепит безопасность на Корейском полуострове, что также будет шагом к заключению еще более серьезных соглашений. Мир и безопасность на Корейском полуострове может стать реальностью, но ни быстро, ни легко этого результата добиться нельзя.