Обращение М.С. Горбачева к участникам конференции, посвященной 30-летию встречи в Рейкьявике

Уважаемые участники конференции!

Прежде всего хочу приветствовать вас - ветеранов политики и дипломатии, видных ученых, авторитетных экспертов - собравшихся в рамках Люксембургского форума в связи с важной и серьезной датой - 30-летием встречи руководителей СССР и США в Рейкьявике.

Эта дата - повод не только для воспоминаний об этом историческом событии, но и для серьезных размышлений о настоящем и будущем. Я думаю, что в нынешнее тревожное время это особенно важно. И хочу поделиться своими тревогами и мыслями о том, что можно и необходимо сделать сейчас, чтобы вернуться к целям, намеченным в Рейкьявике.

Я хорошо помню и саму эту встречу с президентом Рейганом и то, что ей предшествовало. Летом 1986 года я испытывал все большее беспокойство ходом событий. Куда-то исчезал "дух Женевы", дух нашего первого саммита, на котором мы с президентом США заявили: Ядерная война недопустима, в ней не может быть победителя, наши страны не будут стремиться к военному превосходству.

Ведь если это так, то, казалось бы, за этой констатацией должны были последовать решительные шаги по прекращению гонки ядерных вооружений, быстрый прогресс на переговорах. Но этого не произошло. Переговоры делегаций в Женеве шли рутинно, делегации увязали в технических деталях.

Застой на переговорах по ядерному разоружению влиял и на наши отношения в целом. Создавалось впечатление, что они возвращаются в колею холодной войны. Мы видели, что в Вашингтоне немало желающих испытать наше терпение и выдержку. Отсюда - заходы американских кораблей в наши территориальные воды, недружественная риторика и так далее.

Не придавало оптимизма и письмо, которое я получил от президента Рейгана, и проект ответа, подготовленный в нашем МИДе. Переговорам нужен был сильный импульс с самого высокого уровня. Такой импульс можно было дать только совместно. Необходима была встреча руководителей двух стран.

Поэтому в ответном письме я предложил президенту встретиться где-нибудь на полпути от Москвы до Вашингтона, в Лондоне или Рейкьявике. И хорошо, что на это предложение был получен быстрый положительный ответ.

Но договориться о встрече - это даже не полдела. Главное - приехать на встречу с предложениями, способными открыть путь к прорыву. Именно такое задание было дано нашим экспертам. Политбюро поддержало такой подход.

После обсуждений мы вышли на определенную концепцию, закрепленную в директивах, с которыми я поехал в Рейкьявик.

Главная идея состояла в том, чтобы упростить схему договоренности, сократить на 50 процентов все компоненты триады стратегических вооружений. В том числе мы готовы были пойти на 50-процентное сокращение тяжелых ракет наземного базирования, которые США с самого начала рассматривали как "наиболее дестабилизирующие". Мы были готовы пойти и на нулевой вариант по ракетам средней и меньшей дальности.

Но, само собой разумеется, прекращая гонку наступательных вооружений, мы исходили из того, что не должна начаться гонка вооружений в космосе, в области противоракетной обороны.

Не буду подробно рассказывать о том, как шли наши переговоры с президентом - их записи опубликованы. Вы знаете¸ что эксперты во главе с Ахромеевым и Нитце работали ночью и нашли немало точек соприкосновения на основе нашей конструктивной позиции.

Мне импонировало то, что президент Рейган в ходе наших обсуждений решительно и, я считаю, искренне говорил о необходимости избавления мира от оружия массового уничтожения, от всех видов ядерного оружия. В этом мы нашли общий язык.

Но зафиксировать договоренности по этим вопросам не удалось. Президент хотел не просто продолжать программу СОИ, но и получить наше одобрение на развертывание глобальной ПРО. На это я согласиться не мог.

Мы с президентом Рейганом расстались, прямо скажем, не в лучшем настроении. Но госсекретарь Шульц все-таки поспешил, когда в аэропорту, перед отлетом назвал наш саммит неудачей, провалом. Я знал об этой оценке, когда вошел в зал, где была назначена пресс-конференция. Глядя в глаза сотен журналистов, я сказал себе, что мы не имеем права разочаровать людей, лишить их надежды на прекращение гонки вооружений. И поэтому я сказал, что мы смогли не только договориться по многим конкретным вопросам, но и заглянули за горизонт, поставив в практическом плане цель ликвидации ядерного оружия. Этой оценки я придерживаюсь и сегодня.

Много произошло с тех пор. Достигнутые нами с президентами Рейганом и Бушем беспрецедентные договоренности по ядерным вооружениям стратегической и средней дальности, тактическому оружию позволили сократить и ликвидировать тысячи единиц ядерного оружия - более 80 процентов арсеналов холодной войны. Этот процесс продолжается в рамках договора СНВ-2.

Но нынешняя ситуация никак не может нас удовлетворять. Приоткрытое в Рейкьявике "окно в безъядерный мир" на наших захлопывается и задраивается.

Создаются новые виды ядерного оружия. Наращиваются его качественные характеристики. Развертываются системы ПРО. Разрабатываются средства "быстрого неядерного удара", сравнимые по своей опасности с оружием массового уничтожения. Изменились к худшему военные доктрины ядерных держав, расширяющие "пределы допустимости" применения ядерного оружия. Во многом по этой причине возросла опасность распространения ядерного оружия.

Но хуже всего то, что в последние годы произошел коллапс доверия в отношениях между ведущими державами, которые, согласно Уставу ООН, несут главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности, которые по-прежнему обладают огромными запасами ядерного оружия и обязаны его сокращать вплоть до его ликвидации. Это обязательство договора о нераспространении никто не отменял.

Я с огромной тревогой вынужден говорить о милитаризации международных отношений. Она началась не вчера и не два года назад. Это был отход от тех принципов, которые мы сформулировали совместно и которые позволили покончить с холодной войной.

Проблемы и конфликты последних двух десятилетий, которые вполне можно было урегулировать мирными, политическими, дипломатическими средствами, пытались решить путем применения силы. Так было и в бывшей Югославии, и в Ираке, и в Ливии, и в Сирии. Хочу подчеркнуть: это не привело к решению проблем. Результатом стало расшатывание международного права, подрыв доверия, милитаризация политики и мышления, культ силы.

В этих условиях говорить о движении к безъядерному миру становится все труднее. Это надо честно признать. Пока мировая политика не вернется в нормальную колею, пока не произойдет демилитаризация международных отношений, цель, совместно обозначенная в Рейкьявике, будет не приближаться, а отдаляться.

Чтобы изменить такое положение, необходим диалог. Фактический отказ от него в последние два года был самой главной ошибкой. Давно уже пора возобновить его по всей повестке дня, не ограничиваясь обсуждением региональных проблем, по которым существуют разногласия.

В годы, когда мы покончили с холодной войной, мы признали, что помимо национальных и иных интересов, есть общие интересы, и прежде всего - предотвращение ядерной войны. В соответствии с этим мы выстроили приоритеты. Сегодня наши общие интересы и задачи - дальнейшее сокращение ядерного оружия, его нераспространение¸ борьба с терроризмом, предотвращение экологической катастрофы, преодоление бедности и отсталости. Эти задачи вновь должны быть выдвинуты на первый план. Продвижение вперед в их решении изменит атмосферу, позволит начать восстановление доверия.

Я не хотел бы, чтобы мои слова звучали пессимистически. Убежден, что у лидеров мировой политики есть шанс вернуть ее в позитивное русло и тем самым - открыть дорогу к безъядерному миру. И именно так мы - ветераны политики, гражданское общество, ученые, все неравнодушные люди - должны ставить сегодня вопрос, к этому призывать наших руководителей.

Желаю, чтобы ваша дискуссия была плодотворной, чтобы она способствовала тем сдвигам к лучшему, которые так нужны сейчас и которые, я уверен, возможны.

Источник: Горбачёв-Фонд